|
Крупин Константин Васильевич, 1918 г.р. По комсомольскому набору направлен для работы на оборонных предприятиях г. Ленинграда. В 1939 г. призван в Красную Армию Выборгским РВК г. Ленинграда.
Красноармеец 305-го стрелкового полка 44-й стрелковой дивизии. В составе полка участвовал в освободительном походе в Западную Украину 1939 г, советско-финляндской войне (1939-1940 гг.) Во время советско-финляндской войны в бою под Суомуссалми был ранен и эвакуирован в госпиталь. После излечения направлен для прохождения службы в 785 стрелковый полк 144-й стрелковой дивизии.
Всего 6 дней оставалось до окончания срочной службы и демобилизации, как началась Великая Отечественная война. Участвовал в сражениях первого периода войны в Белоруссии, под Смоленском, Вязьмой, где в составе части попал в окружение.
Из окружения вышел в районе Ржева, где сразу же часть приняла участие в тяжелых боях.
В 1943 г. воевал на Орловском направлении. В составе своей части первым вошел в Орел, освобождал Калужскую, Брянскую области. Принимал участие в сражениях в ходе операции Багратион, ликвидации Минского котла, освобождения Польши, Пруссии, прорыва первой линии обороны Кенигсберга, взятии Данцига, Гдыни, Цопота, форсировал Одер и встретился с союзниками западнее Берлина.
В 1946 г. был демобилизован из Красной Армии. Награжден многими орденами и медалями. За период войны воевал в составе шести полков трех дивизий, одной бригады.
Константин Васильевич Крупин вспоминал:
Об освободительном походе в Западную Украину в 1939 г.
"В 1939 г. начался освободительный поход в Западную Украину. В составе 305-го полка 44-й дивизии мы перешли границу Польши. Марши совершали по 30-40 км в день. При движении по территории Польши встречали отдельные стычки в виде обстрелов из укрытий и с колоколен костелов.
Полк продвинулся практически до Люблина. До города оставалось 25 км. Навстречу нам подходили немцы.
Был такой случай: однажды вышли на поле, все усеянное трупами немецкой кавалерии. Лежали кони, люди, и только немцы, поляков не было. Увидев нас стали подходить местные жители из ближайших хуторов. Они хвастались: "вот как польский пан показал германцам". Своих убитых они уже успели захоронить.
В соседнем лесу находился польский уланский полк, который отступал от западной границы под натиском немецких войск, а тут с другой стороны русские подходят. Вот они и решили на последок дать бой сначала немцам, а потом и нашим.
На утро в составе усиленного взвода в 40 человек мы пошли в разведку. Полк тянулся сзади. Естественно, что наш взвод оторвался от полка. Немного не доходя до того места, где порубили немцев, увидели разворачивающуюся для атаки польскую кавалерию и пехоту. Пехота развернулась в три цепи, кавалерия перешла на галоп. Деваться было некуда, пришлось принимать бой.
Патронов хватило на 20 минут боя, и уже примкнули штыки для рукопашной, и уже готовы были встретить уланов штыками, как слева и справа выскочили наши две танкетки с пулеметами и как начали косить их кавалерию, только кони кувыркались. Куда всадник летит, куда конь. Тут, какой то офицер взялся с ящиком патронов уже снаряженных в обоймы, стали передавать по цепи и вновь открыли огонь. А прорвавшиеся уланы все пытались подскочить к нашим танкеткам и рубануть саблей. Как потом оказалось, им сказали, что у русских они фанерные. Пыл кавалерии схлынул от понесенных потерь.
Теперь на подходе была пехота, которая шла в полный рост, как на параде, психическая атака. Но тут уже стал подтягиваться батальон за батальоном. Ухнула наша артиллерия, и поляки не выдержали, драпанули. Остатки их полка окружили и взяли в плен. Были захвачены большие трофеи. Только один обоз был в 700 подвод.
После этого пришлось отходить до Буга. Видимо сначала Люблинское воеводство входило в зону нашей оккупации, а потом видимо поменялись с немцами за Литву. Отступали по тем же местам, где проходили до этого, но на местах где были захоронены наши уже и могил не могли найти. Все сравняли с землёй.
После того, как перешли на противоположный берег р. Буг, был взорван мост. Тут встала граница. При нашем отходе немцы на мотоциклах следовали за нами на расстоянии 100-200 м. до самой границы".
О советско-финляндской войне 1939-1940 гг.
"44-я дивизия была переброшена с Украины на Ухтинское направление. Сначала эшелоны прибыли в Ленинград, и там стояли около 12 часов. Меня даже отпустили в увольнение, я успел заехать на прежнюю работу, где меня очень горячо встретили. О том, что еду на фронт, об этом не говорил. Но видимо и без этого народ догадывался. Собрали кучу подарков, в том числе и теплых. Этого было у народа флотского достаточно, подарили зимние тельники на лебяжьем пуху, шерстяное белье, носки теплые.
Эшелон пришел на разгрузку в Кемь. Там уже стояли морозы за 30 градусов. А все как были в буденовках да в шинелях, так и приехали на войну.
Переброску к границе осуществляли грузовиками. Первые обмороженные были уже во время транспортировки. Особенно тяжело было танкистам. Внутри танков все покрыто было инеем, температура в танке была как снаружи, каждая железяка прихватывала руки.
Так пересекли границу. Снегу было уже много, так что техника могла передвигаться только по дорогам. А финны заминировали обочины, в результате стрелковым батальонам приходилось двигаться в стороне от дороги по глубокому снегу, что привело к сильному растягиванию колонн на марше. Народ выбивался из сил. Тылы отстали, и мы перестали получать горячую пищу.
На ночь остановились на каком то хуторе. Народу набилось, где только можно, только что в обнимку с коровами не лежали. На хуторе хозяин-финн служил еще в царской армии и отлично говорил по русски. Немного порассказал о местности, где лучше пройти, куда ходить, куда не соваться. Это здорово помогло, так как далее на дорогах финны устраивали завалы. Техника вставала, возникали пробки.
У этого финна родственники жили на нашей территории в Карелии, так они раз в год на годовой праздник ездили к ним в гости, не смотря на пограничников, и спокойно возвращались назад.
У финнов сплошной линии обороны не было, были организованы укрепления на самых проходимых участках и высотках. В лесах были пробиты лыжни для связи между этими укреплениями.
Попытка первого наступления развернутым батальоном привела к значительным потерям. Финны выходили из отапливаемого блиндажа в траншею на 40 минут: пулеметчик несколько стрелков, пара снайперов. Через 40 минут их команда шла греться. Если финны чувствовали опасность своему укреплению, они просто вставали на лыжи и уходили на следующее укрепление.
А наш залегший батальон не мог окопаться, так как внизу под снегом был лед, или озеро, или болото. Так и лежали на снегу до ночи. А ночью опять на исходную. Подтягивали артиллерию, которая лупила невесть куда.
За день лежания на морозе теряли в день много людей от обморожений.
Офицерский состав был одет в полушубки. Поверх полушубка портупея да еще были клинки навешаны, а солдаты были в маскхалатах. За две недели таких боев снайпера повысчелкивали офицерский состав. Я за неделю боев, с курсанта полковой школы, дослужился до командира взвода.
Ночью нам покою тоже не давали. Придут 4-5 финских лыжников с автоматами, наведут такого шума, что начиналась паника, а при панике несли потери намного больше. Утром начнут разбираться, сколько же приходило финнов, по следам лыж окажется, что единицы.
Летучие отряды перерезали линии снабжения и в результате мы оказались в окружении.
Я занимался охотой на снайперов. Вот был один случай. Как то заметил, что на одной березе посыпался иней, хотя была полная тишь. На березе сидел снайпер в маскхалате, в развилке была устроена площадка. Я произвел выстрел и он слетел с березы. А когда мы туда подбежали, внизу были только следы от лыж и всё. Видимо промазал.
А через два дня финский снайпер ранил меня в руку. Видимо их работала пара. Одного-то я снял, а второй вот, зацепил меня. Ранение было с переломом, видимо разрывной пулей.
Раненых вывозили волокушей, которую цепляли к танку. На танке нарисовали красный крест, и финны не препятствовали. Повезло, что меня положили вниз. А те, кто сверху лежали - все позамерзали.
Пока везли, в ране началась гангрена. Просил, чтобы меня отправили в Ленинград, но в Ленинграде все госпитали были забиты ранеными, и меня отправили в Тамбов. В тамбовском госпитале предложили ампутировать руку, но я был в сознании и категорически заявил, что лучше умру, а руку не дам. В госпитале были врачи, призванные с гражданки, вот один гражданский врач мной и занялся. И ведь вылечил, и кость срослась.
После госпиталя долечивался в выздоравливающем батальоне в г. Ярославле, а после выздоровления был признан годным к строевой и направлен дослуживать в 144 стрелковую дивизию в г.Владимир.
Во Владимире была снайперская школа. Снайперов готовили серьезно, проводили стрельбы в любую погоду. Приходилось выезжать на завод в г.Ковров для приемки снайперских винтовок и их пристрелки.
Во Владимире в составе 785 стрелкового полка я и встретил начало войны".
|
